Дед остановился, плюнул под ноги, поправил котомку за плечами и погрозил в спину Сергею кулаком.
– В пекло-то завсегда поспеешь! – пробурчал он зло. – Давай, топай, нехристь!
К Рижскому Сергей притопал к вечеру, уже темнело. Направление было гиблое, безнадежное – все дороги к морям напрочь перекрывались заградительными отрядами. Но где-нибудь на полпути можно было выскользнуть из поезда и затеряться в серой глухомани, в одичавшей пустыне посреди заброшенных городков, поселков и кладбищ. Пускай его ищут!
С билетами было совсем хреново. Проще говоря, билетов в кассах не водилось. И хотя поезда брали штурмом, казалось бы, в неразберихе и толкотне можно было пробраться в вагон или хотя бы на крышу, но нет, у охранников был зоркий глаз и с «зайцами» они не церемонились, сшибали наземь прикладами, сапогами, кулаками – у каждого своя работа, это тоже понимать надо!
– Пирожки, горячие пирожки! – вопила бабища с провалившимся носом и выбитыми передними зубами. – Налетай, покупай! Пятерка штука! Задарма отдаю!
У Сергея горло сдавило, побежала едкая жгучая слюна. Он повернулся к торговке. Но вовремя остановился – два миллиционера, заламывая бабище руки за спину и пиная коленками под зад, быстро поволокли ее к вокзальному зданию. Из опрокинувшегося отсыревшего дерюжного мешка с пирожками выскочила жирная голая крыса, воровато огляделась и шмыгнула в толпу. Товар рассыпался – и на всю площадь завоняло трупной падалью.
– Ребя! – прорезал временную тишину пронзительный мальчишеский голос. – Жратва-а-а!!!
Четверо беспризорников, босых и грязных, вынырнули из толпы, ухватили мешок и бросились наутек. Пятый собирал за пазуху то, что рассыпалось. На него-то и налетел полуголый нищий в струпьях, коросте, язвах. Он был какой-то припадочный и не столько бил беспризорника, сколько голосил на всю округу и раздирал на себе кожу, норовил упасть.
– Убивают! Грабют?! Ратуйте, граждане-е!!! – захлебывался он, при каждом крике запуская синюшную руку беспризорнику за пазуху и вытаскивая оттуда пирожок с гнилью. – Режу-ут!!!
Растерявшийся беспризорник, опамятовался, вцепился в глотку нищему, повалил его наземь и с недетской злобой начал бить затылком о мостовую. Нищий отчаянно сопротивлялся, визжал, сучил ногами. Толпа, обступившая дерущихся, радостно гыгыкала и подавала советы. Какая-то тощая бабенка в зеленой шляпке поддавала ногой в черном боте то одному, то другому и восторженно смеялась хриплым басом.
– Ты глаз, глаз ему дави! Да не так, дурья башка! Ногтем, ногтем, остолоп!
– Поддых ему! Поддых!!!
– Обоих их придавить надо!
– Ноздрю рви, обормотина, ноздрю!!!
– И-эх! Вот ето по-нашенски!
– Карау-у-ул!!!
– А я б всех этих нищих и беспризорных к стенке! Без суда и следствия, всех до единого!
– Чего-о?! Их живьем закапывать надоть! В стране металла нету, а ты, гадина, к стенке хотишь?! Ето ж скольки пудов народнохозяйственного свинца уйдет?! Не! Шалишь! Живьем, в землю!!!
Сергей пошел вглубь вокзала, ближе к поездам. Но за триста-четыреста метров протолкнуться уже было невозможно. Тогда он опять выбрался. Стал присматриваться. Перекупщика заметил, когда почти совсем стемнело. Подошел тихо, строя из себя доверчивого лопуха.
– Сколько? – спросил, округляя глаза.
– Ты, мент вонючий, вали отсюда, не на того нарвался! – попер на него хлипкий чернявый парнишка цыганского вида, одетый с ног до головы в «фирму», но одетый безвкусно и не по своему хилому сложению. Глаза у парнишки были красные и недоверчивые.
– Ну какой же я мент, – спокойно растолковал Сергей, – я билет ищу.
Парень вгляделся в избитое лицо, подобрел.
– Куда? – спросил он, обдавая перегаром.
– Все равно куда, – пожал плечами Сергей, – а, мастер, когти рву, мне без разницы.
Паренек проникся доверием, прошипел на ухо:
– Три штуки!
Сергей повернулся, делая вид, что уходит.
– Ладно, стой! Давай штуку!
– По рукам, – осклабился Сергей, подмигивая парнишке. Но в кармане у него не то что «штуки», у него и сотни-то не было с собой, рублей под пятьдесят, от силы шестьдесят.
– Гони монету, – парень огляделся, – только не шурши, по-тихому!
Сергей полез в карман, закопошатся там. А потом сказал вдруг настороженно:
– Гляди-ка! Да не туда, вон, в кепаре с пумпоном, в желтеньком шарфике!
– Чего? – не понял парнишка.
– Только что с двумя ментярами смолил на углу, сам видал!
– Точно?!
– Крест на пузе!
Парнишка затрясся – нервы, видать, у него были ни к черту! Сергей понял – клюнул парнишечка, клюнул. Но он боялся спугнуть чернявого спекуля.
И тот разродился сам.
– Давай отойдем, мне в ментовку не с руки! – предложил он. – Тут недалеко, вон, в подъезде...
– А не наколешь?! – деланно испугался Сергей.
– Мы лохов не обижаем, – самодовольно рассмеялся парнишка.
Через пять минут, протиснувшись через немыслимые толпы, они зашли в подворотню, потом в загаженный до предела подъезд. Лампочек в нем, конечно, не было, под ногами расползалось и хлюпало дерьмо, несло концентрированной, отстоявшейся мочой.
– Гони штуку, – потребовал парень и сам полез в карман.
– Щяс!
Сергей ухватил парнишку за глотку, перегнул спиной через перила, так, что хребет под фирменной джинсней захрустел, а тело размякло. Парень оказался еще более хлипким, чем можно было представить. Но Сергей не стал обижать перекупщика-спекуля, который сам был, видно, «лохом». Он вытащил из внутреннего кармана, из толстенной пачки один билет, даже не поглядел – докуда, остальное сунул обратно. И аккуратненько усадил парнишку в кучу дерьма. Вышел.