Звездная месть - Страница 892


К оглавлению

892

Сергей глухо зарычал и вцепился зубами в диванный валик. Он долго не мог заснуть, нервы не давали. Потом провалился в глухой и беспросветный колодец. Спал долго.

А когда проснулся, первым делом выбрал из груды мусора у дивана свои трофеи, положил их на стол рядом с бутылкой. Распрямил смятый список, смотрел на него с полчаса, ничего не понимая. Потом поплелся в прихожую, опустился на колени перед телефоном. Пальцы дрожали, не могли попасть в отверстия диска.

– Толик, ты? – спросил он наконец.

– Я-я, – сонно ответили из трубки.

Сергей нажал на рычажки. И вычеркнул еще одного.

До следующего дозвонился не сразу. Но дозвонился. Ничего не спросив, расслышав только знакомое тягучее «алле!», бросил трубку.

Дальнейшие розыски ничего не дали. В списке оставалось двое, всего двое!

Минут сорок простоял у зеркала, разглядывая себя – лицо было в синяках, ссадинах, из разбитой губы сочилась кровь. Но в целом ничего, терпимо, сейчас каждый .третий ходил по городу с разбитой, изукрашенной харей. Били на каждом углу. Били и пили! Пили и били! Все вместе, без промежутков, казалось, будто вся жизнь состояла из питья и битья. Саднило плечо – ранка после обсидианового ножичка принялась нагнаиваться, внутри что-то нарывало. Сергей вспомнил всю процедуру, стянул с себя трусы, скомкал их и выбросил в мусоропровод. Потом долго плескался в ванной, натирал и без того раздраженную кожу мочалкой, ругался вслух, утирал слезы. А те сами наворачивались на глаза – стоило капельке воды или мыла попасть на больное плечо или просто неудобно повернуться... болело все тело. И Сергей постепенно привыкал к этой постоянной боли, он переставал ее бояться: болит, ну и пускай болит!

Из этой чертовой квартирки надо было бежать! Но куда? Весь вопрос и состоял в том – куда! Хмыри наверняка поджидали его у подъезда, под окнами, а может, и в подворотне. Да, они не бросят его, точно, не бросят, пока не убедятся, что он сдох! Эти гады его доканают, обязательно докапают! Может, это и имел в виду зеленый? Ничего Сергей не знал. Откуда ему знать-то!

В брюхе урчало. Не выключая воды, он выбрался из ванной и поплелся на кухню. Запасов не было – то ли сам все слопал, то ли эти ублюдки выкинули. В груде мусора, битой посуды, вывороченных розеток, раздавленного стекла он нашел заплесневелую и ссохшуюся горбушку черняги. Вернулся в ванную, размочил горбушку прямо под душем, сожрал – именно сожрал, алчно, давясь, чавкая, озираясь, словно бы боясь, что отнимут. Желудок на время успокоился. Пить было нечего. И Сергей напился из-под крана. Потом включил воду погорячее. Мысленно поблагодарил тех, кто все же, несмотря на полнейшую разруху, снабжал город этой водой. И снова заснул, прямо в ванной.

Пробуждался он тяжко, словно после обморока или наркоза. Вода была холодной. Поясницу сводило. Кончики пальцев цепенели. Но зато пришло какое-то второе дыхание, непонятное упрямство, злость! Он выскочил из ванной, шлепая босыми мокрыми ногами, пошел в комнату. Вытерся изодранной хмырями простыней. Оделся, распихал по карманам гильзы, шип, обрывки и клочки бумаг. Долго стоял над бутылью, думал. Потом пихнул ее в сумку. Остервенело пнул ногой по столу. Набросил куртку и выбежал вон.

– Все не ужрутся никак! – проворчала старуха, стоявшая возле подъезда. – Жрут, жрут, жрут... и все мало! Хоть бы околели все!

На выходящего Сергея она зыркнула со злобой, даже с ненавистью. Черное платье ее совсем не было похоже на развевающееся знамя, скорее это была грязная, выцветшая половая тряпка, обвернутая вокруг тела. Да, ветра не было. Дело шло к весне.

– Сама гляди не околей, – присоветовал на ходу Сергей.

– Ирод! – бросила в спину старуха. И подняла было руку для крестного знамения, даже повела ею... но потом опустила. И плюнула вслед.

Четверо беспризорников резались на колченогой скамье в самодельные обтрепанные карты. При виде Сергея двое встали.

– Эй, фраер, дай в зубы, чтоб дым пошел! – попросил один, изможденный и прыщавый.

– Не курю, бросил! – огрызнулся Сергей.

– Жлобина поганая! – выругался другой, с залепленным глазом. – Дай гривенник хотя б! Куда чешешь, стой, падла!

Сергей ускорил шаг. В спину ему ударил камень. Но он не стал оборачиваться – этим только повод дай, у каждого в ладони бритва.

До Казанского он добирался пешком. Но затея оказа-, лась напрасной – еще за два квартала, на подступах к вокзалу все было запружено. Ожидающий поездов люд спал, бодрствовал, сидел и ходил повсюду, протиснуться между тел, узлов и чемоданов было невозможно. И Сергей поплелся к самому безлюдному, к Рижскому.

– Все бегут! Все бегут! – как заведенный приборматывал какой-то плетущийся рядышком старик.

Сергей не слушал старика. Он уже привык к этим бездомным бродяжкам, наводнившим город и постоянно плачущимся, жалующимся на судьбину, жизнь и все вокруг. Днем бродяжки были безопасны, они сами всего боялись. По ночам многие из них шалили – что поделаешь, житьто надо как-то!

– Все не убегут, – заметил Сергей философски.

– А хто не убегет, тот тута и сдохнет, – с готовностью отозвался старик и шмыгнул носом, натянул поглубже драный треух. – И-эх, Расея-матушка – велика держава, едрена колокольня, а бежать-то и впрямь некуды, везде мор и глад! Я вот, к примеру, судьбу хочу попытать – к турецким берегам направлению держу, умные люди сказывают, там тепло и бананы на грядках торчат, не помрешь с голодухи-то, верно, малый?! Только вот где есть ентая землюшка, где она, в каку сторону-то бечь?!

– Беги прямо – не ошибешься, – посоветовал Сергей. Ему не верилось что-то, будто этот старикан доберется до турецких берегов, болтает. – Ладно, дедок, ты от меня отвяжись, мне по срочному делу надо!

892