– Зачем ты бросил их на пол?! – возмущалась в прихожей Ира. – Ты чего – совсем дошел?! Может, с тобой опасно рядышком находиться, а?! Чокнутый! Нет, самый настоящий чокнутый!
Сергей стоял и радовался. Ах, если бы она только знала, что здесь происходило несколько минут назад! Нет, он ей не расскажет, ни за что не расскажет! Ей не надо этого знать.
– А я тебе поесть принесла! Гляди-ка, в распределителе собачьи консервы давали! Я так рада, это такая сейчас редкость, – она поднесла жестянку к носу, наморщила его, – не нашенские, импортные, маде ин Ботсвана, шик!!! Щас я разогрею тебе, ладно?
У Сергея в груди разлилось тепло, из глаза – почемуто из одного, левого, – вытекла слезинка. Да, это была она, его Ирунчик, лапушка, любимая! И все же он спросил:
– А ты что – знала, будто я заявлюся, да?
– Не знала, Сереженька, не знала. А сердцем чуяла! Давай-ка поешь сначала. А потом я тебе свои новенькие чулочки продемонстрирую : гарантия – ты будешь в отпаде!
Сергей отвернулся. Он уже был «в отпаде», хватит.
– На колечко выменяла? – спросил он почти без вопросительной интонации.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда!
Сергей подошел ближе и поцеловал ее в губы. Потом отобрал розовые чулочки и забросил их на старый облупленный шкаф.
Через час они легли.
– Ты не хочешь меня? – спросила она разочарованно, припадая к его груди, прислоняясь щекой к щеке.
– Я устал, – проговорил он тихо. – Я чертовски устал.
Он знал, что она не обидится, что она все поймет. Да и кому понимать-то его, как ни ей – единственной любимой, единственной живой среди этой мертвечины, единственной понимающей его и просто единственной.
Он заснул сразу. А она еще долго не спала. Все вглядывалась в его измученное, изукрашенное ссадинами и кровопотеками лицо, ободранные и исцарапанные плечи. И жалела его, даже всплакнула немного. Она думала – опять ему досталось в пьяной уличной потасовке, а может, опять он попал в вытрезвиловку или на пятнадцать суток. А еще вероятней, что связался с дурной компанией, они угробят его, доведут до ручки – и, так вон какой нервный стал, желчный, худой! Но даже такой, избитый, жалкий, дерганный, он был дорог ей. И другого она не хотела.
Во сне он все время вздрагивал, бил ногами. Кричал про какой-то список, квадратики, про какие-то гильзы. Кричал, что претендент, кандидат или еще кто-то там остался только один. Всего один! Она гладила его по лбу, шептала тихие успокаивающие слова. И он утихал. А потом и вовсе расслабился, стал дышать ровно, глубоко. Он спал, и ничего ему больше не снилось. Она видела по безмятежному лицу, что ему ничего не снится, что он наконец-то избавился от кошмаров. Тогда и она заснула.
Ему и на самом деле ничего не снилось. Не снилось до тех пор, пока откуда-то издалека, словно из-за стены, не прозвучал приторный вкрадчивый голос.
– Ну, вставайте же, вставайте, – упрашивал кто-то мягко и ненавязчиво, – вставайте, уже пора.
Сергей не хотел прислушиваться к этим словам, он отмахивался от них – кто это там еще осмеливается будить его! И вообще – какого черта! пошли они все вон! он у себя дома! он даже больше, чем у себя! он у нее! в единственном спокойном и надежном пристанище! и пусть убираются отсюда все, кем бы они ни были! пусть проваливают! обнаглели! пусть уматывают, даже если они обрывки сновидений, если их и нет на самом деле!
– Пора, молодой человек, пора, – сахарным сиропом лился в уши голос, – ну не хорошо же так долго заставлять себя ждать, вставайте, пойдемте, ну-у!
Сергей приоткрыл один глаз. Какой-то смутный силуэт маячил над ним. Ира спала, отвернувшись от него, уткнувшись лицом в стенку и заслонившись ладошкой. Он не стал ее будить. Он открыл второй глаз, чтобы получше разглядеть наглеца. Но в комнате было темно.
– Пора, – настаивал незнакомец, – вы же и сами понимаете, что пора. Вставайте!
Сергей почувствовал, что его тянут за руку. Еще чего не хватало! Он вырвался, сел на постели.
– Кто вы?! – спросил он шепотем.
– Я пришел за вами. Пойдемте! – отозвалась тень.
Что-то блеснуло. И Сергей разглядел, что на носу у тени сидят крошечные кругленькие очочки, этакое малюсенькое пенсне – его стеклышки-то и поблескивали.
– Как вы попали сюда! – прошептал Сергей строже. Он не хотел будить спящую. Но надо было и реагировать на все это. – Убирайтесь вон!
Ира шевельнулась, уткнулась носом в подушку и тяжело вздохнула. Худое плечо, выглядывающее из-под одеяла, торчало наружу беззащитным островком плоти. Сергей подтянул край, укрыл плечо.
– Пойдемте, пойдемте со мной, – позвала тень.
– Хорошо.
Он встал, натянул брюки, набросил рубашку. И они вышли.
Глаза сразу резануло от яркого света. Сергей прикрылся рукой. В прихожей стояли еще четверо. Были они какие-то странные, Сергей даже забыл про первого. Но разглядеть все получше не дали – грубая рука ухватила его под локоть, в спину толкнули.
– Нет, пускай он оденется! – проговорил сиропный голос.
Сергею набросили на плечи куртку, навесили через плечо сумку. И опять толкнули. Но не к входной двери толкнули, а к кухне.
– Не задерживайте, молодой человек, не задерживайте!
После третьего толчка он вышиб телом дверь, полетел на стол, но сумел притормозить, застыл у подоконника, обернувшись лицом к обидчикам.
– Вы, разумеется, догадываетесь, в чем вас обвиняют? – спросил обладатель приторного голоса.
Сергей рассмотрел его. Это был человек среднего роста, весь затянутый в черную кожу: и куртка у него была кожаная, и сапоги, и портупея с двумя висящими на ней кобурами, и фуражка, и даже штаны. Над крохотным пенсне торчали клочковатые вздернутые брови, нос был широк и крут, губы извивисты, казалось, ироническая улыбочка навечно поселилась на них, черные усики, черная бородка клинышком довершали портрет «тени».