Звездная месть - Страница 753

753

Голова откинулась назад, для размаха, клюв сверкнул вороненым тусклым блеском и пошел обратно, набирая скорость, силу, тяжесть для удара…

И в этот миг совершенно неожиданно правый глаз, выпученный, страшный, огромный, взорвался, словно его разнесло изнутри неведомой силой. Кожу Чудовища забрызгало желтоватой студенистой дрянью. И только тогда раздался звук:

– Тра-та-та-та-та!!!

Чудовище еще ничего не поняло, когда то же самое произошло с левым глазом – его расплескало, разбрызгало в долю секунды. Теперь обе огромные глазницы были пусты, безжизненны. Голова вместе со смертельным своим орудием – острейшим тяжеленным клювом – свесилась набок. Жижа потекла из глазниц на пушистый ковер пола.

И только тогда боковым зрением Чудовище увидало стоящего на коленях Хенка. Он сжимал обеими руками пулемет. И продолжал стрелять по этим пустым, безжизненным глазницам. Он еле держался, его водило из стороны в сторону, лицо было меловым, под глазами синели большие набрякшие круги… Но он стрелял и стрелял. До тех пор, пока магазин пулемета не опустел. Вместе с последней пулей, вырвавшейся из ствола, Хенк выронил пулемет, упал навзничь.

– Осторожно! – пророкотал голос Отшельника.

Чудовище почувствовало, как ослабло давление когтей, ного-лап. Оно выпало из них мешком, шлепнулось на заросший пол. И тут же сверху на него обрушилось огромное серо-желтое брюхо. Лишь врожденная реакция помогла Чудовищу, спасла его – оно увернулось в самый последний миг.

Собрав остатки сил, чудовище дернулось, вырвалось. И рухнуло рядом, сознание оставило его.

И снова – качалась люлька, пела колыбельную мать, и несли теплые игровые вслни… куда несли – неизвестно, лишь покачивало, мягко, приятно, усыпляюще. А петом и это пропало. Навалилась свинцово-черная пустота. Навалилась, прижала, лишила всего.

Когда Чудовище очнулось, над ним стоял Хенх. Он был не таким бледным как раньше, лишь круги под глазами остались.

– Ну что, продрыхся, приятель? – спросил он.

Чудовище не ответило. Оно еще не понимало, где сон, где явь. Голова была пустой и невесомой. Но когда оно перекатило глаз назад, оглянулось и увидало ужасающие останки исполинской изуродованной паучихи, память вернулась. И все стало на свои места.

– Чего молчишь? – заволновался Хенк.

– Там, наверху, в гнезде, – медленно, вразбивку проговорило Чудовище, – детеныши этой твари! Надо бы их передавить!

Хенк задумался.

Чудовище медленно приподнялось, встряхнулось.

– Но это же детеныши… – неуверенно начал Хенк.

– Неважно! – проворчало Чудовище.

Оно уже уцепилось щупальцами за нити-водоросли.

– Нет, Биг, не стоит! Ты потом будешь жалеть!

Чудовище выпустило упруго-мягкую зелень. Расслабилось.

– Хорошо, – проговорило оно, – тогда пошли отсюда скорее! А то и меня навроде вас всех начинает тошнить!

– Пошли! – согласился Хенк.

Бубу только за смертью было посылать! Он ушел и как в воду канул. Хреноредьев сидел, поджав деревяшку под жирную задницу, и ныл:

– Ни стыда, ни совести, едрена-матрена. А еще избранник! Не, Хитрец, надо нам промеж себя главного выбирать, а Чокнутого – к едрене фене, в отставку!

Вся маслянисто-жирная, расплывшаяся рожа Хренорсдьева была красна от сока ягод, которых он на поляне не оставил ни одной штучки даже на развод… Хреноредьев обожрал все вокруг, не брезгуя молоденькими листочками, гусеницами, жучками, двумя невесть как попавшими на полянку пиявками и мышкой-норушкой, которую он проглотил от алчности целиком, не пережевывая.

– Не-е, с такими чокнутыми избранниками нам не по пути, Хитрец, они нас с тобой угробят, а сами и смоются, едрит их наперекосяк!

Пак лежал в засаде и помалкивал. Он выжидал жертву. И его больше не манило бездонное небо. Он присмотрелся к этой голубой пропасти, привык. И теперь всякий раз, поднимая голову, он видел совсем иное – не лазурь и сияние солнышка – а пепелище, скукожившуюся телогрейку, дымы над поселком и бьющуюся в агонии Эду Огрызину.

А потому, когда за кружевом листвы показалась двуногая вытянутая фигура, Пак, не раздумывая, нажал на спусковой крюк.

– А-аау!!! – раздался короткий вопль.

И через полминуты на поляну выполз Буба. Он держался рукой за ухо. Из-под ладони сочилась кровь. Хреноредьев шепнул Паку:

– Ты б его дострелял, что ли! Чего етому избраннику мучиться!

Пак треснул Хреноредьева железякой по башке. Хотя надо было бы треснуть за промашку самого себя.

– Ну и как знаешь, едрена! – не обиделся Хреноредьев. – А только я скажу, что он опять все забаламутит! Лучше бы его кокнуть!

Буба выразительно поглядел на Пака, но не стал выяснять отношений – Хитрец все еще сжимал в руках трубку, мог ненароком прострелить и другое ухо.

– Ну и чего ты там разведал? – ехидненько поинтересовался Хреноредьев.

– Военная тайна! – важно промолвил Буба.

Хреноредьев разинул беззубый рот.

Паку тоже не понравился ответ.

– Чего дурака валяешь! – сказал он строго.

Буба внимательно посмотрел на окровавленную ладонь, потом другой рукой потрогал продырявленное ухо, сморщился как гриб-перестарок, сплюнул под ноги.

– Нету там ни хрена! – сказал он беззаботно.

– Ну, я тебе нос отгрызу! – взъелся Хреноредьев. Пак оттолкнул инвалида локтем.

– Как это – ни хрена?

– А вот так, ни хрена, и все!

Инвалид пригорюнился, заплакал, снова уселся на собственную же деревяшку. Он не мог переносить этих бесчисленных оскорблений, этих обыгрываний на все лады его вполне симпатичной и милой фамилии. Но что было делать! Тут даже самый "компанейский мужик" сомлеет.

753