Звездная месть - Страница 701

701

– Я был с тобою лишь памятью обо Мне и верой в правое дело, – проникли в сердце слова сероглазого.

– Да, – откликнулся Иван, молча, не раскрывая рта, – но и этого было достаточно. Я был Твоим Мечом в мире зла! И я сокрушил его!

Сероглазый отстранился. Испытующе посмотрел на Ивана.

– Зла в мире не убавилось, – сказал он еле слышно.

– Как же так? – растерялся Иван.

– Ты лишь избавил земные миры от напастей и спас род человеческий. Но ты не истребил зла. Оно неистребимо пока есть жизнь. И оно вернется в новых ипостасях. И люди не узнают его в другом обличий. И все начнется сначала... Покоя не будет.

– Значит, все было зря, – понуро изрек Иван. И перед глазами его проплыли искаженные болью и ужасом лица его родных, друзей, близких, всех, кого он потерял за последние годы – а потерял он именно всех! всех до последнего! Увиделись страшные подземные лабиринты с миллиардами растерзанных землян, превращенных в рабов, в еще живое мясо, в бездушную страдающую плоть. Все зря! Зло вернется в мир!

– Но и мир станет за это время сильнее, – утешил его Вседержитель, – добрее и лучше...

– И он опять не заметит просачивающегося в него мрака?!

– На этот вопрос смогут ответить лишь живущие в мире. Ибо им дано видеть или не видеть. Тебе же надлежит помнить одно: не гордыня, и не жажда славы, и даже не надежда на признание трудов твоих должны двигать тобою. Но только лишь вера в то, что никто другой не пройдет твоим путем, никто иной не осилит твоей крестной ноши!

В груди у Ивана похолодело. Он почти и не думал о славе и признании. Но все же где-то в глубинах сердца, в потаенных закоулках души жили тени надежд. И вдруг вот так, разом, одним махом...

– И никто никогда не узнает того, что свершилось?! – спросил он, заранее зная ответ.

– Никто и никогда.

И снова покой объял его. Так и должно быть. Не славы ради шел он на смерть. И не все надо знать людям, не все способны выдержать они, не со всяким грузом в сердце жить можно. Никто и никогда! Будто ничего и не было. Просто род людской прошел по самому краю, по лезвию бритвы... и уцелел. Но никто и никогда не узнает имени спасителя. Все верно, все правильно. Никому ничего и не нужно знать.

– Ты отпустишь меня? – спросил он у сероглазого.

– Да, – ответил тот, – ты волен в остатке жизни своей. И я хотел бы, чтобы новые тяготы легли на плечи не твои, но тех, кто придет за тобою, ты много перенес и ты заслужил покой. Но никто не сможет обещать тебе покоя, пока ты там, среди живых.

– Никто, – эхом отозвался Иван.

– До конца дней своих лишь ты один на Земле и во Вселенной будешь знать правду о том, что случилось. Помни, ты один! Никто не может лишить тебя памяти. Но никто и никогда не поверит ни единому слову твоему, если решишь ты поведать смертным о гибели мира, о земном апокалипсисе... ибо для них он всегда впереди, в грядущем!

– Я знаю, – сказал Иван. – И все равно я хочу к ним, на Землю.

Сероглазый подошел совсем близко, возложил ладони на плечи. И Иван почувствовал, как некая часть его перетекает во что-то непостижимо огромное, не имеющее границ и вечное. Но еще он почувствовал, что остается самим собою, утрачивая лишь обретенное на время в Старом Мире и не нужное на Земле. Ему сразу стало легко и вольно – таким и следует возвращаться туда, к людям, таким и надо жить среди них... и кто знает, что будет там, на Земле? Он был чист и светел. Лишь стародавнее и привычное тяготило душу, обыденно, неизбавимо, ну да ничего, эту тяжесть надо было нести – до конца, до гробовой доски.

– А теперь проси Меня и Я исполню желание твое! – сказал сероглазый.

– Мне не о чем просить Тебя, – ответил Иван, – мне ничего не надо.

– Ничего?!

Иван пожал плечами. Ну что он мог попросить у Всемогущего! Вернуть из небытия Алену, Светлану, Гуга, Кешу, Дила Бронкса... Это невозможно. Да и зачем? Зачем обрекать их на новые страдания?! Он знал, что все они в лучшем мире, что они ждут его, но он должен придти к ним не раньше и не позже положенного, предопределенного. Вот только несчастный Цай, за него надо попросить, за пожертвовавшего собой ради них, загубившего душу свою и затянутого в мрачные воды черного океана...

– Не проси за него, – прервал мучения Ивана сероглазый, – отдавшему душу за други своя будет воздано по делам его, и воссоединятся они по прошествии времен, ибо жизнь его черна и страшна была, но душа чиста. Проси для себя!

Все былое промелькнуло пред Иваном в стремительном вихре. И ничего не желал он исправить в прошедшем. Не нужны ему были земные богатства и почести. И власти он хлебнул с лихвой, до избытку. Ничего не надо! Лишь обожгло вдруг ослепительным пламенем, будто это он сам был привязан к поручням, будто его убивали трехглазые ироды. И встали перед глазами два корчащихся в лютом огне тела. И ударило в уши материнское проклятие. «Не придет он мстителем... не умножит зла!!!» Так было сказано, так изречено. А он пришел. Он не подставил левой щеки. Он повторил сказанное не им, но праведное и единственно верное: «Мне возмездие, и аз воздам!» И он не умножил зла, но сокрушил его – пусть не навсегда, пусть на время, но воздал по делам... А они все там же, в Черной Пустоте, в бездне среди падающих миров... И тогда он взмолился:

– Даруй мне ее прощение! И возьми их к себе, в Свет! И ощутил, что не легкие руки Вседержителя касаются его плечей, а совсем иные – тонкие, нежные, горячие, материнские. Да, это она обнимала его, прижимала к груди, плакала, орошая его грудь слезами, и опять обнимала – большого, сильного, постаревшего, совсем не похожего на того младенца, которого знала. И за спиной ее стоял отец и смотрел на него серыми, печальными глазами, и губы у него чуть подрагивали, он тоже хотел обнять сына, и он обнял, сдавил его, когда мать лишь на миг отстранилась. Да, это были они – те, кого он почти не знал, те, кто дали ему жизнь, погибшие за него во мраке Космоса.

701