Он вышел во мрак и темень, в стужу ледяной мертвой пустыни – безоружный, беззащитный, в грубой серой рубахе с расстегнутым воротом, с развевающимися по ветру русыми волосами, прямой, сильный, всемогущий, воплощающий в себе всех живших на этой земле россов.
Он видел огромную луну-шар, висевшую высоко в небе. И он все уже знал. Он ждал.
Какая-то безумная шестиметровая крылатая, восьмила-пая, зубастая и шипастая гадина с истошным ревом бросилась на него из-за развалин черной зубчатой стены. Но не долетела двух метров... Иван даже не коснулся ее, он лишь вскинул руку – и гадина рухнула замертво, только земля вздрогнула под многопудовой тушей.
Бот опустился метрах в двадцати от Ивана. Из него выскочил сын – растерянный и обрадованный. Иван еще раз поразился, как Олег похож на него! невероятно! правда, лет на двадцать моложе, но копия!
– Отец!
Иван обнял сына, прижал к себе. Сердце дрогнуло в предчувствии непонятного и страшного. Но он отогнал тревоги. Он собственным телом ощущал сыновнее тепло. Это они с Аленой спасли своего единственного, изгнали из него бесов. И теперь он поможет им.
– Мать ждет, – сказал Олег.
– Да, я знаю. Пойдем.
Алена встретила его со слезами на глазах, вцепилась в кисти рук.
– Не пущу! Никуда больше не пущу!
Иван не вырывался и не говорил ни слова. Он сам бьи готов разрыдаться. Он сам страстно, неистово желал остаться с ней, с любимой, ничего не видеть вокруг, никого не замечать, наслаждаясь долгожданной близостью и покоем, которого они так и не обрели. Обретут ли когда-нибудь? Может, да, а может, и нет. Во всяком случае, не сейчас.
– Нам пора, Алена! – сказал он ей шепотом, на ухо.
– Нам?!
– Да. Не грусти. Мы скоро вернемся. И не лезь в пекло за этими головорезами – и Дил, и Гуг Хлодрик ищут смерти... а ты должна жить. Ведь мы вернемся!
– Правда? – Алена вытирала слезы. Она уже не держала Ивана. Она верила ему и все понимала.
– Правда! – ответил Иван.
В правительственных катакомбах Сихана Раджикрави не оказалось. Олег облазил все закоулки, но так никого и не нашел. А Иван сидел у экранов и смотрел сквозь смежающиеся веки, как трехглазые добивают последних смельчаков. Он мог выйти туда, наружу, и остановить монстров, оставить от них мокрое место. Но это ничего бы не изменило, это лишь продлило бы затяжную и кровавую агонию – водопад не усмиришь подставленными ладонями, даже если их тысячи, и лесной пожар не забросаешь сухими ветками. Затаптывать надо первый язычок пламени. Затыкать – источник темных вод.
И все же братва не сдавалась, дралась лихо. Тут и там валялись уродливые трупы негуманоидов, воинов Системы. Бесшабашная Зангезея продержалась долго. Дальше самого Синдиката, от которого давно уж и след простыл. Но всему приходит конец... Нет! Так нельзя! Иван собрался, уставился на серебристый шар, из которого перли ордой трехглазые, представил его сгустком мерзости и грязи, сдавленной, сжатой с чудовищной силой, спрессованной в этот сферический объем... надо только высвободить его, лишить оков, обессилить «силу»... вот так! Шар разорвало, будто в его внутренностях было заложено с десяток термоядерных бомб. Океан пламени залил обзорные экраны, выжигая с поверхности Зангезеи всех подряд: и правых и виноватых, и героев и трусов, и монстров и людей.
Иван скривился. Слаб человек. Опять он не выдержал. А что толку?!
А толк был. Голос Первозурга прозвучал из-за спины недовольно и хрипло:
– С чем пожаловали?!
Иван не обернулся. Он все понял: Сихан следил за ними, он был где-то неподалеку, подглядывал, подслушивал, боялся... да, именно боялся, он теперь всего боится – он! полубог! творец! – а этот дурацкий взрыв просто переполнил чашу его терпения. И все равно, прежде следует здороваться.
– С добром, Сихан, – сказал гость, -будь здрав! Первозург не ответил. Он ждал.
– Я выполнил свое обещание, – все так же тихо выговорил Иван.
– Неправда!
– Я убил оборотня!
– Он здесь, в катакомбах!
В это время Олег вынырнул из потайного люка, ведущего в нижние ярусы. Да так и замер с раскрытым ртом, глядя на высокого сухопарого старика с темным, почти черным лицом и светлыми глазами.
– Вот он! – закричал Первозург.
– Да, это мой сын, – спокойно пояснил Иван, – он такой же человек как и я. Ты можешь убедиться в этом. Оборотень мертв!
– Ты сохранил свое детище... – как-то опустошенно и безвольно протянул Сихан Раджикрави, ему не надо было убеждаться в чем-то, он видел все насквозь, знал, что Иван не врет. Но ему было трудно смириться с неизбежным. – Ты сохранил свое детище... но ты хочешь, чтобы я убил свое?!
– Да! – твердо сказал Иван. – Ты дал слово!
– Слова – воздух, дым, они ничего не стоят. Ты был дорог мне, я все помню, ты спас меня тогда... другой не стал бы рисковать жизнью ради дряхлого старца, другой на твоем месте, Иван, даже не стал бы раздумывать, и меня бы давно не было на этом свете... – Сихан Раджикрави говорил очень медленно, будто каждое слово весило по тонне, он говорил с трудом, выдавливая из посиневших губ тусклые и сиплые звуки, – я должен быть благодарен тебе, и я благодарен... Но мне проще убить тебя, Иван. И этого... тоже. Гораздо проще!
Он не встал с кресла-Он лишь поднял голову и уставился на Ивана пронизывающим тяжким взором. От этого взора сердца смертных сразу же переставали биться, наступало удушье, жуткая смерть, это был взор самой костлявой. Но гость смотрел в его глаза... и не думал умирать, он даже не изменился в лице. И тогда Первозург собрал всю свою силу, способную сжечь целый мир, обратить в пепел тысячи восставших против него, он обладал этой сверхъестественной силой, которой никто не мог противостоять. И он должен был смести вставшего на его пути, осмелившегося указывать ему. Потоки испепеляющей, страшной, разрушительной энергии обрушились на незваного гостя.