Звездная месть - Страница 663

663

– Пошли, родимые!

Хук, не раздумывая, выпустил контейнеры в черных бутонах – и они канули в дыру вместе со всей следящей и передающей аппаратурой. Из почти не приметного жерла ударило вверх пылающей магмой, да мимо, нечисть была слепой и бестолковой.

– Давай, на снижение! – приказал Хук. Он здесь был за старшего.

Кеша покачал головой. Но выполнил приказ. Они сели в котловину, наблюдая, как лезет изо всех дыр и щелей рогатая, перепончатокрылая, мохнатая и слизистая, дрожащая, трясущаяся нечисть, как гонят ее зародыши, еще маленькие, но разрастающиеся, неудержимые, алчные, прожорливые. Никто на всем свете не мог так расправляться с чудовищами Пристанища, с погаными гадинами... трогги-заро-дыши будто специально были созданы для такой работы. Почему будто? Кеша поймал себя на промелькнувшей мысли, никаких «будто», их для того и выращивали. Теперь он понимал, как соплеменники безобразно-величественной Фриады, расправились со всемогущими, всесильными зем-моготами.

А мерзость и дрянь все лезла и лезла – убиваемая, раздираемая, жалкая, без надежды, в безумии, преследуемая и настигаемая.

Они видели на полторы мили вниз. И везде творилось одно и то же.

А Хук Образина, которого лет двадцать назад звали Хуком Красавчиком, бесшабашный и удачливый космодесантник-смертник, списанный, спившийся, уже похороненный в помойном баке, но возродившийся и прошедший с боями половину земного шара и пол-Вселенной, выплясывал какой-то варварский танец, бил себя кулаками в грудь и хохотал. Победа! Это он принес им победу!!!

Хук трижды выскакивал из шара на грязную залитую обледеневшей слизью поверхность, палил из лучеметов в черное непроницаемое небо, вопил от избытка чувств и запрыгивал обратно, лез к Кеше обниматься, целоваться, трепал несчастного Хара по загривку и снова хохотал.

– Добивают последних! – комментировал спокойный и невозмутимый Иннокентий Булыгин происходящее на об-зорниках. – Вглубь пошли, дубасят почем зря! Нам бы так!

В подземных норах и впрямь творилось жуткое смертоубийство. На силу и злобу нашлась еще большая сила и злоба, просто непомерная, чудовищная. Но трогги не обращали внимания на распятых, повешенных, раздавленных голых и бритых людей в ошейниках, они их не замечали – их добычей были другие, они гнали нечисть вниз, в пропасть, где копошилось что-то непонятное, то ли каша, то ли жижа, то ли расплавленная в лаве порода.

– Все! Последний рывок!

Хук вдруг замер с разинутым ртом. Это был исторический, эпохальный момент – сейчас они должны были добить последнюю свору гадов, загнать ее, зудящую, бьющую хвостами, щупальцами, лапами, грызущуюся и визжащую, в смертный капкан, под кору земную. Еще немного... Хук видел, как первые твари-гадины замирали перед шевелящейся жижей, пытались рвануть назад, но их сталкивали, вбивали в жижу напиравшие сзади... и они не выдерживали, падали, растворялись в шевелящемся месиве, то ли их разъедало, то ли они сгорали... ничего не было понятно.

– Победа!!!

Последние гадины канули в сумеречной массе. Накатили на жижу трогги. Остановились. Попятились. Но программа, заложенная в их изменчивые тела, пересилила страх – и они ринулись в гущу. Это была отчаянно смелая атака, это был бросок грудью на амбразуру, на пулемет... Трогги метались, бились разъяренно, остервенело, нанося удары по чему-то невидимому и непонятному... тонули в жиже.

– Дай приближение! – потребовал Хук.

– Дальше некуда, – огрызнулся Кеша. Но все же выжал еще немного.

И тогда они увидели крохотных черных паучков, ползающих в жиже. Эти пауки впивались в трогтов, ползли по ним, облепляли, изгрызали и топили их... но ни в какой не жиже, не в месиве, а в целом океане точно таких же, крохотных, копошащихся живой непомерной массой пауков. Зрелище было жуткое.

Кеша с отвращением плюнул под ноги, скривился.

– Мать моя! – выдохнул ничего не соображающий Хук. А шевелящаяся паучья жижа ползла, напирала, поднималась вверх по пробитым снарядами шахтам и дырам, пожирала несдающихся, сопротивляющихся троггов, заполнял ла собою все пустоты и полости, и не было ей ни конца ни края.

– Сколько у нас осталось контейнеров? – тупо спросил Хук.

– Нисколько, – ответил Кеша.

Хар облизнулся длинным языком, зевнул и положил свою вытянутую морду на лапы. Хару было все ясно. А когда ему было все ясно, он скучал.

– Будем бить, чем под руку подвернется! – решил побледневший Хук. – Но победы своей, кровной, не упустим!

Кеша только крякнул по-мужицки и выматерился про себя.

Били они всеми силами, всей мощью боевого звездолета. Лупили торпедами, снарядами, ракетами, дельта-фанатами, жгли огнем, плазмой, жгли излучениями и лиловыми сгустками, про которые они знали лишь одно, не дай Бог попасть в такой! Били четырнадцать часов без передыху! Из дьф, из провалов и воронок вздымался к черному небу черный жирный дым – будто тысячи вулканов чадили во мрак ночи. Расползающиеся густые перья дыма парили над котловиной, опадали грязной сажей на бывшее океанское дно, на отмели, рифы, пики, хребты. Но ползла изнизу страшная шевелящаяся жижа, ползла, и не было ей конца – сама измученная, истерзанная и униженная Земля выдавливала из своего нутра миллиарды миллиардов черных трясущихся, алчных пауков. И уже не сажа и дым заполняли котловину – как в прилив поднимались черные, густые, живые воды, заполняя собой глубокие впадины и впадины поменьше, доползали до мелководий, тянули черные дрожащие языки к берегам. Это было по-настоящему страшно.

663