Иван распорол всепроникающим взглядом своим обшивку шара-звездолета, прожег переборки... и увидел зал со сводчатыми, сферическими потолками, увидел белесый туман, вздымающийся кверху... и два легких полупрозрачных кресла, удерживаемых этим «туманом». Алена и его сын, сбросивший с себя заклятье, полулежали в этих самых креслах. Глаза их были закрыты, но лица спокойны -в них не было и тени тревоги. Они оба были полными властелинами мерцающего шара. И они несомненно все видели, осознавали и управляли звездолетом – это Иван понял сразу. Он даже вздохнул с облегчением, появилась тень надежды. Он приблизил всемогущим взором своим их лица, всмотрелся:
у сына чуть подрагивала верхняя губа, и казался он сейчас совсем мальчишкой – наивным и не заглядывающим далеко в будущее, лицо Алены было прекрасным и живым, Иван даже изумился, с ее лица спал этот привычный уже налет непробужденности, ушла тень «спящей красавицы», теперь никакой бес-искуситель не посмел бы ее назвать «мертвой», как это позволял себе подлый Авварон. Все хорошо! И слава Богу! Иван припал к ее губам и не ощутил прикосновения, но почувствовал тепло... Нет, так нельзя, он совсем раскис!
Когда и зал, и переборки, и обшивка вновь сомкнулись, и Иван стал видеть погоню, кое-что изменилось. Звездолет уже не походил на шар, семь огромных раструбов вытягивались из его боков, каждый был направлен в сторону своей «гончей». Становилось очевидным, что близится развязка. Более того, теперь сами шипастые уродины пытались вырваться из незримых пут звездолета, целые океаны плазменного пламени вырывались из их дюз, дрожали в расплавленном вакууме черные зеркала отражателей, тряслись могучие тела,крейсеров... но им не удавалось ускользнуть из сети, смертной для них. Прямо на глазах уродины становились еще более уродливыми, сплющивались, лопались, раздувались, трещали по швам, выгибались – их втягивало в раструбы, влекло чудовищной силой, которой они не могли сопротивляться. Наконец они превратились в пылающие, расплавленные шары-сгустки и, сопровождаемые лиловым мерцанием, влились в отверстия подобно гигантским шарам ртути. Звездолет несся вперед, пожирая пространство, не
снижая скорости, и раструбы медленно втягивались в его крутые матовые бока.
– Они спасут Землю! – невольно вырвалось из губ Ивана.
От приоткрыл глаза.
Волхв сидел под березой, поджав под себя ноги, и покачивал головой.
– Они не спасут Землю, – сказал волхв грустно. Иван не стал спорить. Он сам не знал, отчего, но совсем другое бросило его в жар.
– Скажи, – начал он быстро, – почему все так происходит? Ведь я был в Свете. Он видел меня и говорил со мною. Он избрал меня. Он поверил в меня... И ведь Он – всемогущий. Он мог очистить меня Сам, мог просветить, наделить силой, знанием, верой, вложить в мои руки оружие возмездия – одним словом Своим, прикосновением, взглядом! Ему это ничего не стоило сделать, ибо выше и державное Его нет ничего и никого, нигде! Почему Он не сделал этого, почему?!
Волхв смотрел в Иванову душу мудрыми, ласковыми глазами. Он ничего не говорил. Иван сам все знал, он и прежде отвечал себе, и нечего задавать нелепые вопросы. Нечего терзаться! Он всего должен достичь сам, опираясь на себе подобных, на живших в его генах и в его памяти. Он должен сам пройти свой крестный путь. Иначе вообще не нужно было бы ни слов, ни прикосновения, ни дыхания – все свершилось бы без него. Иди, и да будь благословен! Нет, Чуда не будет. И вмешательства Высших Сил не будет – иначе все впустую, все напрасно – десятки тысячелетий свободной воли людей, их рождения, мучения, подвиги, творения и смерти – все зазря! Они сами должны поставить точку в конце своего пути... или продолжить путь этот! И исполнителем их воли избран он.
Иван вскинул голову, густая листва, сплетения тысяч дрожащих, покачивающихся листьев замельтешили перед глазами, навевая зеленый неясный морок, и показалось вдруг, что выблеснули сквозь кружева тонких прожилок два красных, кровяных, налитых ненавистью глаза, померещилось, будто толстый лиловый язык облизывает синюшные губы, из-за которых проглядывают кривые клыки... гиргейские гадины! Иван напрягся – за ним был должок, он помнил:
хрустальный лед, ядро Гиргеи, бесчисленное множество ячей... Но разве он не расквитался с ними, погружаясь в Океан Смерти?!
Волхв подошел незаметно, положил легкую и теплую руку на лоб.
– Не терзайся пустыми воспоминаниями, – сказал он.
– Я забыл, – с горечью проговорил Иван, – они напомнили. Вот и все, очень просто. Прошел отпущенный мне срок – стоит вернуться в новые миры, и я окажусь в их лапах... – голос Ивана звучал неуверенно, но все, накопленное в жизни, опыт, память, набитые в ошибках бока твердили ему одно: сильнее довзрывников во Вселенной никого нет, и эта сверхцивилизация, имевшая на него свои виды, не отступится, в ней нет понятий о добре и зле, в ней господствует голый, нечеловеческий разум.
– Когда-то ты был в Чертогах Избранных, помнишь? Еще бы Ивану было не помнить этой мерзости верхних уровней Пристанища, от таких воспоминаний лучше держаться подальше.
– И что ты видел там?
– Змей и червей, копошащихся друг в друге, миллионы, миллиарды скользких гадин! – ответил Иван.
– Ты зрел гадин телесных. А теперь представь себе миллиарды миллиардов червей незримых, копошащихся друг в друге не в Чертогах, но в сгустках силовых полей. Они не обманули тебя, Иван, они пережили то, что не понимающие мироустройства в гордыне своей называли Большим Взрывом и что на деле есть лишь малая точка в тенетах многомерных пульсационных цепей. Ты называешь их довзрыв-никами. А они черви. Самые обыкновенные черви, возымевшие силу и власть, возомнившие себя хозяевами вселенных. Они могут многое, они прошли долгий путь. Но они, для спасения жизней своих перешедшие на бестелесный уровень, утратили души, вложенные в них изначально, отреклись от них... и выжили копошащимися, скользкими, бездушными и холодными гадинами. Это была ошибка Творца. Когда-то и на них Он возлагал надежды, когда-то и им он давал шанс...