Звездная месть - Страница 464

464

– Наши работают с ними?

– Работают.

– Всех, кто взят с оружием – к стенке. Остальных на рудники!

Безжалостно! Беспощадно! Нюни не распускать! Воспитательной работой будем потом заниматься! Кто еще прибыл на Землю?

– Четыре наших флота уже стоят за Трансплутоном. Остальные идут к Земле. Кроме системно-оборонительных. Восемь дивизионов планетарного боя заняли базы под Москвой… Все идет по Особому плану. Сбоев нет. Смещено семь командующих армиями и флотами. Трое восстановлены… не разобрались.

Остальные под арестом. Маршал Тихоренко после смещения покончил с жизнью.

Генералы Симанович, Зеленский и Тиго расстреляны за попытку невыполнения приказа и переход со своими соединениями под временное командование Силами Федерации…

Иван горько усмехнулся. Предатели? Наемники?! Или тоже не разобрались?! Сейчас не имеет значения.

– Этот еще в боксе?

– Кто? – не понял Сизов.

– Бывший предкомитета?

– Да.

Иван зажмурился. Ох, нелегко даются такие решения, нелегко. В бою и сече легче. Но он обязан это сделать. Обязан! Ради тех, кто не предал, ради России, ради всех русских, всех россиян, всех землян. Иди, и да будь благословен! Нельзя отступать. Теперь он не игрушка в чужих руках, не бродяга, не странник, теперь он воин. Пред глазами встало лицо сельского священника, тихого, скромного батюшки, погибшего по его вине – они так долго спорили в те зимние и осенние вечера, пытались убедить, переубедить друг друга, но так и не переубедили, оставаясь в одной вере и в одной мысли – единомышленниками. Он бы понял его, понял, несмотря на свою чистоту, почти святость. И они бы поняли! Они, сгоревшие в том белом, страшном пламени, сгоревшие медленно, привязанные к поручням своего же космолета, привязанные и обреченные на смерть нелюдями. Он слышал их последние слова.

Не тогда, не в младенчестве. Он услышал их позже. Не мстить, не преумножать зла на Земле и во Вселенной, его и так много… Но сейчас они бы поняли его. И благословили. Ибо приходит час, когда зла становится столько, что оно бьет фонтаном, хлещет через край. Приходит час, когда нелюдей надо наказывать.

Резкие слова вырвали его из полузабытья.

– Комдив Сунский доставлен. ВвЬсти? Иван посмотрел на Глеба. И тихо, почти не разжимая губ, выдавил:

– Нет, не надо. – Потом добавил еще тише и еще жестче: – Вывести обоих. Туда, под окна, чтобы я видел. И повесить!

Бывшего председателя комитета, поникшего, измученного и бледного, выволокли из кабинета. Охрана и бойцы спецкорпуса уже давно поняли, что приказы здесь не обсуждаются, что это война, что мирные времена давно прошли… и будут ли когда-нибудь вновь?

Глеб Сизов бросился к Ивану. Подбородок у него подрагивал.

– Должен быть суд, трибунал. Ты не имеешь права, Иван! – зашептал он с болью и надрывом.

– Имею! Мы теперь с тобой и суд, и трибунал. Да, Глеб, это война, это не маневры и игрища. И это только самое начало очень большой и страшной войны. Дай команду, чтобы все снимали. Люди должны знать правду не только о своих героях, понял? И сегодня же в эфир!

– Они откажутся…

– Кто?!

– Телевизионщики, дикторы, операторы.

– Слабонервных и мразь предательскую гнать поганой метлой! Правда, Глеб, страшна! Но люди должны ее знать! Понял? Должны!!!

Он неторопливо подошел к окну, присел на подоконник.

Когда командир альфа-корпуса покинул огромный правительственный кабинет, Ивану стало грустно. Он не мог понять, что с ним происходит. Вроде все так удачно складывается, все так хорошо идет. А тревога не убывает.

Будто не он одерживает верх. Тревога и тяжесть в душе, почти ужас, черный, безысходный ужас – будто это его ведут сейчас на эшафот… да какой там, к черту, эшафот, просто ведут вешать на первом же дереве, на первом столбе.

Почему так?! Связь! Вот почему! Он потерял связь! Они почти не откликаются.

Что-то случилось! И Гуг молчит. И Цай с Дилом Бронксом. Кеша держит Космоцентр цепко, твердо. Но и он то появляется, то пропадает. Это как в бетонном колодце – глухо, тихо, безнадежно. Нет, о какой еще безнадежности сокрушаться. Все нормально! Все даже слишком хорошо… слишком?!

– К вам генерал-майор Семибратов, – прозвучало извне.

– Впустите!

Иван никогда прежде не видал командира Особой гвардейской бригады, но почему-то представлял его здоровенным, широкоплечим мужичиной с выпученными глазищами и громовым голосом. Но в кабинет вошел быстрой семенящей походкой совсем невысокий, худенький человек с фигурой довольно-таки хлипкого подростка, серыми маленькими глазками и пшеничными густыми усами. Вошел, приложил руку к форменной фуражке.

Иван остановил его.

– Я все знаю, – сказал он, пожимая крепкую сухую руку. – Спасибо вам, Василий Мироныч, большое спасибо! Орден бы вам… да, сами понимаете, это все не сейчас, потом.

– Какие там ордена! – отмахнулся Семибратов. – Своих бить – наград не носить, а душу заливать до могилы.

– Так было надо.

– Это мы понимаем, ежели б не надо, бить бы не стали. Все равно камень вот здесь! – Он постучал себя по груди. – Две сотни душ загубили! Ироды мы и душегубы!

– Как – две сотни?! – бросил с порога вернувшийся Сизов. Он все слышал.

– А очень просто, – пояснил Семибратов, – весь, почитай, командный состав угробили. Двое из них – мои знакомцы старые, по Гадре и Деригону. вот так-то!

– Но ведь в дивизии десять тыщ?! – опять не понял Сизов.

Иван тоже стоял, полураскрыв рот, пуча глаза на бригадного.

– Андроидов мне не жаль, чего нелюдей жалеть. Новых наделают! Да ты что, не знал, что ли? – Он уставился на Сизова, будто тот его чем-то очень удивил. – Не слыхал, небось, что этот-то, бывший наш министр-то, недоверчивый такой, еще перед моей экспедицией заменил парнишечек на адроидов? Я про него давно знал, он нашему люду расейскому ох как не доверял, а это ж спецдивизия, почитай что, личная, придворная! Даже две трети офицеров на нелюдей сменил, так ему надежней казалось… вот тебе и показалось! Боевой заряд не разбирает, кто там, всех в одну могилку кладет!

464