Звездная месть - Страница 324

324

– Будьте вы прокляты во веки веков! – вырвался хрип из его горла.

– Будем, будем, – с нескрываемым злорадством проблеял старик. – Прощайте, молодой, человек! Спокойной вам смерти!

Краем глаза Иван увидал, как ушло вниз, в хрустальный пол кресло вместе со стариком. Точно также уходили кресла и в прошлый раз – они провалились в черноту и прозрачность гидропола будто по мановению ока. Старик ушел, ему надоело это представление. Наплевать! Все мельтешило перед Иваном. Он уже почти не отличал яви от наваждений. Он был в зале и одновременно во вселенской черной пропасти. Мерцающие холодные звезды кружились адским водоворотом. И выплывали призраки, тени. Он ничуть не удивился, когда из тьмы, будто выхваченный лучом прожектора, высветился старенький звездолет, кораблик прошлых веков... такой знакомый, родной. И снова две фигуры, мужская и женская, висели на железных поручнях смотровой площадки, снова на круглых шлемах играли отблески пламени. Он не видел убийц отца и матери, будто их и не было вовсе. Он видел лишь их, обреченных, умирающих по злой воле чужих существ. Сколько раз он пытался заглянуть под забрала шлемов, за прозрачные щитки. И никогда ему не удавалось сделать этого. Он сотни раз уже почти видел их черты, вглядывался в родные лица... но уни ускользали. Вот и теперь, он не видел их. Лишь кровавые отблески пламени. Лишь мука и невозможность помочь!

Это было самым страшным. Скоро он придет к ним, в царство мертвых, в царство теней, и они больше не будут его мучить, не будут являться ему ни днем, ни ночью, ни в тйжкие предрассветные часы. «Я верю – он выживет!» Женский, высокий голос иглой вонзился в мозг, пробуравил его, пробудил. Это кричала она – его умершая, зверски убитая негуманоидами мать. Он слышал ее. И не было слов о проклятьи. БЫЛИ совсем другие слова. Но ее слова: «Я верю – он выживет! Я верю – он выживет!! Я верю!!!»

Водоворот превратился в бешеный смерч. Мерцающие звезды вспыхнули, вытесняя тьму и мрак. Иван поднимался из бездны, из черной вселенской пропасти. Он будто выплывал наверх из свинцового, мутного океана проклятой планеты Гиргеи. Он пробуждался, возвращался в страшный зал со старинными фресками.

Когда он очнулся, первым, что он увидел, было знакомое круглое лицо с широко раскрытыми глазами и перебитым носом. Ивану вспомнился смертный сип, вырвавшийся и" сдавленного его руками горла, хруст позвонков... как давно это было, целая вечность прошла. Значит, круглолицый выжил? Вот это встреча!

* * *

Беглый каторжник Иннокентий Булыгин, опутанный мерзкими студенистыми нитями, висел над землей в полуосвещенной пещере, уныло глядел на беснующихся оборотней и нервно напевал про себя старую аранайскую песенку:

«Сегодня в ночь, сегодня в ночь уйдем мы в мир иной. Но мы не прочь, совсем не прочь вас прихватить с собой...» Песенка была навязчива и мрачна, полетать настроению ветерана.

Оборотней было много. И все они были какие-то разные. Кеше это казалось очень подозрительным. Люди похожи на людей. Аранайцы, или араны, на аранайцев. Умаги на умагов. А на кого похожи оборотни? Каждый сам на себя? Кеша чуял здесь какой-то подвох. Если бы не абсолютно естественный вид всех этих тварей, он принял бы их безумный хоровод за беснования ряженых, за идиотический мрачный маскарад, на котором нелепыми костюмами и масками – сама плоть. Оборотни были страшны своей схожестью с человеком и страшны отличием от него. Сорок наиболее уродливых гадин, сплетя верхние конечности и закинув назад омерзительнейшие головы с тупыми рыбьими глазами, плясали жуткую дикарскую пляску вокруг жертвы, завывали, хрипели, цокали, роняли на грунт студенистую слюну, вскидывали нижние лапы. Они напоминали банду безумцев и слепцов, одуревших от наркотического пойла и наркотического ритма. Не каждый смог бы долго, безотрывно смотреть на кошмарное действо, на полупрозрачных и вместе с тем покрытых панцирными чешуйками обитателей глубоководий Гиргеи. Еще сотни две или три тварей сидели под сводами пещеры, их рыбьи глаза будто не замечали жертвы, висящей на грубом каменном крюке между верхом и низом, междуполом и потолком, этого первобытного жилища.

Кеша слышал о странностях оборотней, об их непредсказуемости, нелогичности их поведения, о тупом безразличии и внезапно пробуждающейся лютой злобности, он слышал и о том, что оборотни прекрасно себя чувствуют в воде, под многотонным прессом свинцовой жижи Гиргеи и на поверхности, где любую глубоководную тварь разорвало бы вдрызг собственным внутренним давлением. Кеше было плевать на эти особенности. Живучие, суки! – вот и весь разговор. Кеша не любил дискуссий, он принимал все таким, каким оно было. Он готов был принять и этих гадин, и пещеру, и свое висение в липкой паутине нитей, и даже свою смерть – только бы поскорей, хватит уже изгиляться! хорош! устроили тут, понимаешь, танцы народов мира! Он видывал и не такое, не удивишь и не испугаешь!

Лишь один раз он невольно вздрогнул, когда беснующие на миг, после особо гулкого удара своего семиугольного гонга вдруг разом остановились, замерли, присели, взвыли... и глаза у каждого прояснились, будто какие-то прозрачные пленки спали с них. Его обожгло пронизывающими и совсем не безумными взглядами. Но тут же все стало по-прежнему, ритуальная пляска продолжилась, гулко заухал гонг, глазища снова стали по-рыбьему бессмысленны и тупы. У Кеши болели руки, ныла спина. Он с затаенной надеждой думал о живоходе, об Иване, который должен вот-вот прийти на выручку, о карлике Цае и Гуге Хлодрике. Он верил в сказки, но он временами грезил, отключаясь от кошмарного бытия.

324