Цай всхлипнул, вытер кровь со щеки и пробурчал:
– Эта тварь – мой родной папаша.
– Ну извини тогда, – опечалился Иван, – не знал.
– Спасибо тебе, – захрипел Цай, – ты меня спас. Он давно хотел меня убить. Он преследовал меня повсюду. Правда, во снах и кошмарах. А теперь вот добрался наяву. А ведь я думал, что он давно уже сдох.
Вид у Цая был отвратный, будто его грызла целая стая гиен и шакалов, грызла не меньше суток. Но руки-ноги, голова были целы. У Ивана давно глаз приметался: кто в яму глядит из раненных и увечных, а кому еще жить да гулять.
Но откуда он взялся в Осевом?!
– Как ты попал на Умагангу? – спросил карлик.
– По-моему, ты немного ошибаешься, – ответил Иван, – это никакая не Умаганга.
– Значит, я не могу узнать своей планеты? Значит, я совсем трехнутый?! – занервничал Цай, заматывая раны на руке какими-то обрывками.
Голова в овраге продолжала хохотать и скалиться. Зато съеживающееся тело «папаши» было похоже на выброшенную волной медузу, оно растекалось, превращалось в нечто бесформенное.
– У вас бывает так? – спросил Иван тихо, но твердо, кивая в сторону головы.
– Нет, – ответил карлик, бледнея еще больше.
– Приглядись – все ли вокруг тебе знакомо? – настаивал Иван.
Цай ван Дау приподнял бельмастые веки, повернул голову.
– Я давно не был на Умаганге, очень много лет, здесь кое-что изменилось, – сказал он. – Но не могла же луна Угага стать вдвое меньше, верно? А стена?! – Он подполз к стене и ковырнул ее металлическим ногтем, посыпалась крошка. – Это не агайский пенный янтарь, а какая-то дрянь. Куда они подевали настоящую стену?! И трава ... она же ненастоящая! – У Цая словно заново открывались глаза.
Он ничего не мог понять. Он тер виски, озирался, бледнея смертной бледностью, до зелени, до синевы.
– Здесь нет ничего настоящего, Цай, – сказал Иван. – Потому что это не Умаганга. Это Осевое измерение.
– Неправда!
– Ты видел Малиновый Барьер?
– Да.
– Мы в Осевом измерении, Цай. Сюда редко попадают живые. Но мы с тобой попали.
На минуту Цай погрузился в мрачные размышления, на него стало страшно смотреть. Это был самый настоящий труп – труп маленького, корявого, большеголового уродца; труп, скорчившийся, перекореженный, жалкий. Наконец он шевельнулся, ожил.
– Наверное, ты прав, Иван. Это не Умаганга. – Помолчал. Завел иное: – Вы с Кешей пробились на базу, так?
– Пробились.
– Ты нашел там...
– Там ничего не надо было искать. Гиперторроид торчал в центре огромного зала, открыто.
Цай усмехнулся.
– Открыто – на глубине в сотни миль, в толщах гиргенита, в слоях, которые никто и никогда не исследовал, потому что там гиблое, ненужное, пустое место?! Это перевалочная база. Понял? Я давно догадывался, что Гиргея не просто планета-каторга, не только ридориум притягивает к ней словно мух всякую сволочь! Теперь я убедился в этом, Иван.
Иван присел на траву. Он глядел на скалящуюся голову.
Он не хотел видеть это уродство, но оно приковывало его взгляд словно магнитом. Сидел и слушал Цая. Тот говорил все верно. В недрах проклятой Гиргеи нашли себе приют многие: и довзрывники, если это не галлюцинации, и Синдикат, и чужие... планета освоенная, прочно занятая каторгами, рудниками, на нее доступ закрыт, никто не полезет ковыряться в ее нутре, ядро остывшее, сверхтвердое, удобные ходы-выходы, какие-то связи и инфраструктуры еще с прежних времен, стародавних, исчисляющихся миллионолетиями. Так где же еще создавать перевалочные базы?! Где ставить статоры и гиперторроиды?! Сам Бог велел на Гиргее! Или сам дьявол! Значит, эти устроители баз и перебросчиков имеют свободный доступ на Гиргею? Они не боятся системы заслонов, силовых полей и кодированных гипносетей на орбите? Или для них эдаких мелочей просто не существует? Слишком много вопросов.
– Мы никогда не разберемся в этом болоте! – сказал Иван Цаю.
– У Синдиката есть свои интересы в Осевом, – неожиданно выпалил карлик. – Понимаешь?
– Нет.
– Я сюда попал только потому, что Осевое нужно Синдикату! Я щуп этой гнусной мафии! – Цай ван Дау вскочил на свои кривые, изуродованные ножки и заорал во всю мочь: – Я не боюсь их! Пусть все слышат! Пусть все видят! Не-бо-юсь!!!
Иван догадался в чем дело, ему не надо было разжевывать мелочей. Они оба здорово влипли.
– Хватит кричать, – сказал он, – там нас Кеша ждет.
– Кеша? – ошалело переспросил Цай ван Дау.
– Угу.
Цай сразу успокоился. Если кто-то и где-то их может ждать, значит, еще не все потеряно. Вот только шли они в Осевое через разные дверцы, так где ж гарантия, что выберутся через одну?
– Знаешь, когда я понял, что Осевое не мираж? – спросил Иван у карлика Цая. И не дождавшись ответа, заявил: – Когда увидел, что ты не признак! Если в каком-то измерении или пространстве оказались двое и оба ощущают в нем присутствие другого, значит, это реальное пространство.
– Ну и что? – удивился карлик.
– Для меня это был очень важный вопрос. Теперь вопроса нет, – пояснил Иван.
– Для меня вопрос – как отсюда выбраться, – карлик усмехнулся. Усмешка на изуродованном, разодранном лице промелькнула жуткой гримасой.
После ухода Ивана ветеран аранайской войны и каторжник-рецидивист Иннокентий Булыгин не долго предавался унынию. Сказано было ждать, значит, надо ждать. Теперь он верил, что вертухаи не припрыгают, не прискачут и не приползут. Потому как нет здесь никаких вертухаев – база брошенная, работает по привычке, в авторежиме. Ну и хрен с ней, пускай работает.