– Иди! – процедил карлик.
Андроид первым высунул в дыру свое оружие, потом голову, потом исчез и сам. За ним, выждав полминуты, вылез Кипа. Последним из шара вышел Хьюго Халдей.
Иван ничего не понимал, он поймал взгляд андроида, выбиравшегося из капсулы, это был взгляд идущего на смерть, но не имеющего ни сил, ни воли свернуть. Что была за установка? Откуда такой ужас в почти человеческих глазах?!
Заслонка вернулась на свое место, осталась крохотная щель.
– Им надо пройти двенадцать метров по шлюзу. Они не спешат по понятной причине, – комментирвал карлик Цай. – В случае чего...
Истерический визг ударил одновременно во все шлемофоны, орал Халдей, орал по-звериному, дико. Только после, мгновение спустя грохот разрывов, треск динамегов и гулкое уханье сигма-бомбомета ворвались в шар-капсулу.
– Суки-и, продали-и... – предсмертным сипом просипело в шлемофонах. Это где-то там, снаружи, издыхал убийца и насильник, каторжник-смертник Кипа Дерьмо.
Но бомбомет не стихал. Андроид продолжал битву с засадой. Продолжал, обреченный на гибель, теперь было все ясно. Иван еле сдерживался, его тянуло туда, наружу, он должен был ввязаться в бой, он обязан..
– Всем стоять на месте! – прорычал карлик Цай. – Это западня! Мы можем уйти только наверх, чуть выше, а пока стоять!
Он медленно, невероятно медленно подошел к заложнику с длинными волосами, содрал с него шлем-маску полускафа. Трехпалая лапа в перчатке вцепилась в нижнюю челюсть, два пальца втиснулись в рот несчастному, кровь заструилась меж ними. В выпученных глазах заложника застыло безумие, это были глаза жертвы, обреченной на заклание.
– Не надо! – рявкнул Иван-Гуг.
Но карлик Цай уже рванул на себя – он вырвал челюсть с мясом, хрящами, жилами, вырвал и выбросил ее в отверстие. Только после этого заложник упал, ударился лбом о железный пол. Он бился в агонии, хрипел, обливался кровью.
– Не сметь... – Ивана начало трясти. Он опоздал, теперь поздно кулаками размахивать. Он просто шептал: – Не сметь... нельзя... что ты делаешь?!
– Мы не будем жалеть их. Гуг! – резко ответил карлик Цай. – Они нас никогда не жалели. И мы их не будем! Если у тебя слабые нервы, отвернись к стеночке.
Двое других заложников бились в руках у головорезов, готовых разодрать их на куски, ждавших только команды. Но Гуг, их вожак, и карлик Цай, его заместитель, молчали, не давали такой команды. Лива, укрыв лицо, а точнее, щиток скафа, в ладонях, тихо хохотала, ей не было жаль заложника. Лишь один андроид оставался абсолютно бесстрастным зрителем, его, похоже, даже не взволновала трагическая судьба собрата, погибшего снаружи.
Да, оттуда не доносилось ни звука, битва закончилась. И, судя по всему, готовился штурм шара-капсулы. Карлик согнулся над умирающим, дернул за молнию-автомат – полускаф съехал, обнажая мускулистое тело, грудь вздымалась тяжело, порывисто.
– Остановись! – Иван понял, что карлик замышляет нечто нехорошее. Но он чувствовал себя не в своей тарелке.
Он был чужим в этом мире, он не был Гугом, вожаком банды, он не имел права...
Цай резким ударом пробил грудную клетку, выломал ребра, разворотил все внутри, дернул раз, другой, третий... и с натугой выдрал окровавленное сердце – алый бьющийся в трехпалой руке комок.
– Мы их не будем жалеть, – повторил он тихо. А потом заорал во всю глотку: – Получайте, паскудины! Держите!!!
Он вышвырнул сердце в щель. Рявкнул на каторжников:
– Живо!
Щель расширилась, заслонка отъехала. Двое самых понятливых, Соня и Рик Чумазый, выбросили труп наружу.
– Пошли!
Карлик не успел выкрикнуть последнего слова, как шар-капсула взмыл вверх, все без исключения повалились на залитый кровью пол. Лива упала прямо на Ивана. Она все еще беззвучно хохотала.
А карлик Цай кричал в передающее внутреннее устройство скафа. Он знал, что его слышат.
– Ну что?! Получили, сучары?! Получили?! Давай еще, давай! Здесь еще двое! Я их тут скушаю живьем, буду жрать по куску и выплевывать! Давай, бей наших!
Он орал долго. Шар шел вверх. Но карателям, судя по всему, было наплевать на судьбу несчастных заложников, вертухаев верхней зоны.
Иван, наблюдая за карликом Цаем, убеждался, что тот, будто какой-нибудь полусказочный Юлий Цезарь, мог делать по два и три дела сразу. Вот и сейчас ван Дау вопил на зависть любому тюремному психопату, багровея от натуги, визжа и разбрызгивая пену с губ, но одновременно совершенно спокойно и размеренно говорил ему языком жестов:
«Они не дадут пройти к Д-статору. Они перекрыли все выходы. Они еще не нащупали черную нить. Но засады стоят на всех уровнях во всех возможных местах нашего появления. Долго болтаться в нити нельзя. Если они ее нащупают – конец! Надо идти на прорыв.» Ивану не нужно было разжевывать того, что имел ввиду Цай. Время играло против них. С большим трудом он разжал стальные объятия Ливочки. Поднялся, кряхтя и поскрипывая недоделанным Гуговым протезом.
– Вот чего, мастера, – завел он без нажима, но довольно-таки круто над притихшей братией, – легавых на понт этими лохами не возьмешь! – Он небрежно кивнул в сторону оставшихся двух белых как мел заложников. – Суки их списали уже. Так что резон один – рогом переть! Чего примолкли?!
Встал Соня Обелбаум, носатый, губастый и грустный.
– Кореша, – начал он подрагивающим голосом, – рогом переть не в масть, сами видали – глухо! Надо назад топать. Лучше на киче париться! Лучше под вышак! Да хоть в краба!
– Опозиция, едрена матерь, – с ехидцей проворчал Кеша. И тут же сменил тон. – Эй, Сонечка, чегой-то у тебя, а ну, нагнися-ка. Щиток, что ли поехал?