Звездная месть - Страница 253

253

– Пей!

Сам Дил опрокинул оранжевое содержимое бокала в свою непомерную пасть тут же, не дожидаясь особого приглашения. Иван смотрел на хрусталь тоскливо, ему виделось иное.

– Я неспроста тебя разыскал, Иван. Выслушай меня. Одного звена цепи хватит на самую лучшую боевую капсулу с разгонниками. Но это все детство, мальчишество, поверь мне. Нельзя без конца мотаться по этой проклятой черной пропасти! Ты знаешь, из чего сделана цепь?

– Нет, – ответил Иван прямодушно, – не до ерунды всякой.

– Такого металла нет на Земле, Ваня, – проговорил Бронкс шепотом, – такого металла нет во всей Федерации, его нет нигде... и не может быть, понял?!

– Много чего не может быть, – философски заметил Иван, – а оно есть. Я не собираюсь продавать цепь, это моя память, Дил, пусть она будет со мной.

– Я сам все сделаю, тебе не придется дергаться, – Бронкс начал спешить, он нервничал, видно, какая-то идейка заела его совсем, не давала спать. – Это огромные деньжищи, Иван. С ними можно начинать... все! Это не просто богатство, понимаешь, это путь наверх, к власти! Ты знаешь, что такое...

– Брось! – С лица Ивана сбежала блуждающая улыбка, желваки заиграли, заходили под кожей. – Ты не успеешь ничего начать, ты не успеешь сделать и трех шажков по ступеням, ведущим вверх. Они уже рядом, понимаешь? Им нужна одна маленькая дверка. Может, они уже приоткрыли ее, Дил. И еще – у них здесь есть свои!

– На-ка, охладись! – Бронкс протянул бокал с соком.

Иван отхлебнул глоток, другой, Нет, объяснять бесполезно. Ни Бронкс, ни Серж Синицки, ни тем более Гуг его не поймут. И никогда не поверят. Его мог понять отец Алексий, только он. Но батюшка в земле сырой, не вернешь его, не воскресишь.

– Ты хочешь многого достичь, Дил, да?

– Да, Ваня! – Бронкс говорил открыто, искренне. – Я жадный, Ваня, я хочу многого, очень многого – я хочу, может быть, даже больше, чем смогу проглотить. Но я хочу, понимаешь?! Я не могу сидеть под пальмой и ждать, когда сверху свалится банан, у меня, наверное, что-то с генами, Ваня. Я очень жадный и я очень многого хочу!

– А терять свое ты хочешь?

– Свое не отдам, Ваня, не потеряю!

– Тебя не спросят, Дил!

– Глотку перерву!

– Это не люди, понимаешь, С ними не придется драться, они раздавят тебя как червячка, как слизня, прихлопнут как комара – походя, Дил. И все, чего ты достиг, что приобрел, станет золой.

Дил Бронкс откинулся на спинку, задрал ноги, расхохотался, скаля огромные белые зубы, сияя своим бриллиантом, тараща глаза. С моря налетел порыв прохладного ветра, донесло гомон чаек и запах гниющих родорослей, приторный и сладкий.

– Нет ни на Земле, ни в Федерации никого, кто б мог раздавить Дила Бронкса, десантника-смертника, который прошел сквозь ад там! – Он махнул поднятым большим пальцем в небо. В голосе звучали злые нотки. – Не надо меня пугать. У меня еще крепкие кулаки. У меня есть десяток верных и смелых парней. Мы же кое-что умеем, Ваня, ну чего ты разбабился, нюни распустил?!

– Слушай меня!

Иван положил руки на стол. И уставился на приятеля.

Он смотрел на него, не отрываясь, прямо в черные маслянистые зрачки. Он говорил с ним иным языком – языком, в котором нет слов. Он видел, как зрачки Бронкса расширяются еще больше, как начинает в них светиться ужас, как дрожат веки и текут капли пота со лба и щек. Иван бессловесно и беспощадно вбивал в мозг Дила психообраз Системы и Пристаиища. Это было страшно, это требовало не только возврата в преисподнюю, но и чудовищного напряжения. И все-таки он обязан был это сделать. Еще, еще немного. Еще немного!

Бронкс встряхнул головой, прикрыл глаза своей черной лапищей. Тело его как-то сразу оплыло, стало бесформенным.

– Хватит, – простонал он, – хватит, Иван!

Наглая чайка с истошным криком пронеслась над самыми головами, выписала немыслимый пируэт и снова ушла в морскую синь, белой молнией над волнами. Иван вытер лоб. Неторопливо допил прохладный сок. Поставил бокал на столик – тот через несколько секунд съежился, стекся в дрожащую прозрачную пирамидку и пропал в чуть менее прозрачной поверхности. Вот тебе и Хрусталь! Иван не очень любил все эти новшества, он уважал вещи старые и добротные.

– Этого не может быть! – просипел очухивающийся Бронкс.

– Ты видел это.

– Паранойя!

– Я тоже так думал.

– Во всей Вселенной, Иван, нет такой злобы и ненависти, ты знаешь это не хуже моего! Мы протопали Пространство от края до края, там нет этого.

– Ты забыл, я пришел из Иной Вселенной.

– Да-а...

Дил Бронкс был в растерянности. Он не видел того, что видел Иван в Пристанище и на Хархане. Но он ощутил тот Мрак, что стремительно полз к Земле, почти накатывался на нее. И это было невыносимо, как невыносимо человеку, ощущающему себя здоровым, счастливым, беспечным, вдруг узнать, что он смертельно болен, что остались считанные часы, что это подступает неотвратимый, безжалостный конец. Конец всех надежд, радостей, тягот, забот, удовольствий, стремлений... конец всего. Бронкс знал, спроектировать психообраз нельзя, нельзя придумать его и породить из мозга, из фантазии, из ничего, он – всегда отражение реальности. Может, больной реальности?! Может, больной разум все же способен...

– Нет, Дил, я не сбрендил, ты это хорошо знаешь! – сказал Иван. – Ну, а теперь решай – с кем ты?

– Я дам тебе капсулу, самую лучшую капсулу! – Он умолк на минуту. Потом спросил неожиданно, в лоб: – Когда?!

– Не знаю, – ответил Иван. – Может, сегодня, может, через месяц, через год... а может, они пришли еще вчера. Не знаю, Дил.

253